Но Ведьмина опушка — не самое страшное из того, что там есть, Роал. Самое страшное я позже увидел, уже на обратном пути. И век теперь не забуду. Потому что самое страшное создали здесь люди.
Месяца через два после того, как я назад повернул, стал я слышать по утрам какое-то гудение. С каждым днем все ближе и ближе. И вот однажды почувствовал запах дыма. Поначалу я даже подумал было, что впереди снова огневики объявились, с самых Сиреневых гор их не видел. Но нет — это был дым от костра. А вокруг костра люди сидели. Это до какой же подлости духовной надо опуститься, чтобы придумать здесь лагеря! Пусть даже люди эти страшные преступники, пусть они насильники и убийцы, но никакое преступление не заслуживает такого наказания. А мы-то знаем, за что, бывает, посылают в лагеря с Эниары. И они живут там, в лесу, а такая жизнь пострашнее самой лютой смерти…
Ну а потом я все-таки вышел к Большой реке, несколько суток плыл, соорудив плот. У самого Дэвила вышел на берег и обошел посты лесом — на всякий случай, боялся, что примут за беглого. Потом снова плыл — уже до самого Побережья.
Вдоль Побережья тоже долго идти пришлось. Там ведь местами по хутору на сотню километров стоит, и люди с хуторов зачастую других людей годами не видят. Однажды меня там чуть не убили, хоть и старался я хутора стороной обходить. Но наконец добрел до Оушн-порта. Кое-как привел себя в порядок, на барахолке огнемет загнал, вот и хватило на билет до Города.
Вот и вся моя история. А теперь нам с тобой только и остается, что ждать. Нет, маяк, по-моему, включать рано — наши тут будут не так скоро, а с фрегатов могут засечь. Поставь-ка его лучше на автоматическое включение суток через пять — так, на всякий случай. Уж он-то наверняка уцелеет, хоть донесения наши не пропадут. А вообще, не знаю, как ты, а я лично собираюсь хорошенько отоспаться. Если, конечно, лес позволит это сделать. Сто лет уже не спал по-человечески, а здесь хоть тепло и сухо…
Ты не чувствуешь — вроде дымом запахло? Неужели огневики?…
— Господин префект? Докладывает сержант Краус, пост наблюдения. Пять минут назад люди губернатора погрузили на яхту восемь ящиков серого цвета. Нет, сам губернатор еще не прибыл… Так точно, космопорт к взрыву подготовлен… Ждем вашего приказа… Да… Да… Группа захвата готова… Нет, по-моему, они не ждут нападения… Есть приступить к захвату яхты! Можете выезжать, господин префект.
Ну чего уставился? Префект сказал, что все ценности в этих ящиках, ясно? Уж он-то знает, что там у губернатора было. Идиот… Стали бы они ждать, пока мы яхту захватим! С этим кретином префектом остались бы ни с чем. Ну чего стоите — выбрасывайте трупы и стартуем. Быстрее, пошевеливайтесь, идиоты! И губернатора туда же, на кой черт нам дохлый губернатор? Шевелитесь, до взрыва три минуты. Или вы хотите дождаться префекта с его ребятами?
Все, стартуем.
Хармелом меня зовут, начальник. Майком Хармелом. Политический я… Как это "что значит политический"? За политику, значит, сидел, вот и политический. Устои, значит, внутренние подрывал ну и все такое…
Вы мне, начальник, голову своими мудреными словечками не морочьте. Это у вас там, может, слова такие в ходу, а я человек простой, и рассуждения у меня простые. Проходил я по третьему управлению, по третьему за политику сидят, стало быть и я политический. Можете проверить: дело номер восемьдесят-сто сорок один-четырнадцать дробь три. А мне откуда знать, что это невозможно? Мне, думаете, в лагерь газеты доставлялись? Может, вы уже и саму Метрополию захватили, я-то откуда знаю?
Вы мне, начальник, дела не шейте. Уголовники — они по второму управлению проходят, я к ним отношения не имею. А этого, из ангара, я, можно считать, и не знаю почти. Вроде бы, его здесь база, иначе на кой черт он так сюда попасть хотел? Ну да, я вместе с ним прилетел, я вертолет-то довел, понимаете? Он к тому времени уже почти совсем в отрубе был, а как я его в ангар перетащил, так и вовсе отключился. Еще трое суток в бреду метался, а потом уж и отдал концы. Но я тут не при чем, так что если за ним что числится такое особенное, то на меня это перекладывать не нужно. Я ведь даже имени его узнать не успел, не до того нам было.
Вот она, благодарность человеческая. Я из-за вас, можно сказать, три года в лагере отсидел, чудом в живых остался, а вы же мне еще и не верите. Почему из-за вас? Да говорю же: устои я подрывал. Известное дело, самое опасное это преступление, за него и сроки дают побольше, чем за уголовщину. Чего я такое совершил? Да вот хотел, чтобы все как у вас было. Обобществить, значит, все хотел, поделить чтобы поровну, по справедливости — правильно ведь? Вот. Ну денег чтобы ни у кого, опять же, не было. Правительство чтобы вздернуть. Что еще? Да, работал бы чтобы каждый сколько захочет, а получали бы все поровну. Вот за все за это и упекли меня в лагерь.
Что? Да еще как сажают-то, начальник. Жизни ты нашей не знаешь. За одно за намерение такой срок припаять могут — только держись. Вон дружок мой один, так тот пять лет получил за то лишь, что Шатликский банк ограбить хотел. Ему бы еще сидеть и сидеть, если бы не эта заварушка. И мне бы тоже.
Нет, начальник, вы мне мозги-то не вкручивайте. Я такое на своем веку повидал, что на десятерых хватит. И помирать из-за того, что не похож я, будто бы, на политического, не собираюсь. Слышали мы, что вы на захваченных планетах устраиваете, знаем, что только политических и оставляете в живых. И правильно делаете — только так, то есть, и можно с ними, с врагами, значит, поступать. Мы, политические, это очень даже одобряем.